Когда-то давно Джек (Де Ниро), услышав от нелюбящей жены (Конрой) «Я так больше не могу, я ухожу», чуть не выкинул из окна их маленькую дочь. Жена поплакала, но осталась. Спустя многие годы Джек дорабатывает последние дни на выразительной должности тюремщика с тридцатилетним стажем. Опыт и вероисповедание позволили ему наконец-то доковылять до пенсии, но путь к душевному покою преграждает очередной заключенный с символической кличкой Стоун (Нортон). Стоун настойчиво просит Джека выхлопотать ему досрочное освобождение по причине полного преображения личности. С этой целью он ведет с Джеком долгие беседы о боге и для верности подсылает к нему свою симпатичную жену (Йовович), которая уже на втором свидании тянется к брюкам тюремщика. Джек страдает, Стоун рвется на свободу, Бог молчит. Обещанный психологический триллер уже на первых кадрах превращается в негромкую психологическую драму, жанр за последние годы, особенно в Америке, сильно деградировавший: банальные коллизии усугубляются сюжетными штампами, а когда дело доходит до нравственного перерождения, все становится совсем плохо, неубедительно. Впрочем, вина эта режиссеров или обстоятельств сегодняшнего дня – вопрос спорный. Поначалу «Стоун» кажется как раз такой простенькой драмой с возрождением на десерт и незамысловатым использованием актерских ресурсов: Милла Йовович то раздевается сама, то раздевает глазами других, гениальная, но малоизвестная актриса Конрой тихо страдает на периферии, Эдвард Нортон с тоской глядит в камеру сквозь тюремную сетку, прямо как на плакате «Американской истории Х». Но просто это кино обволакивает медленно и незаметно. С достаточно схематичным сценарием Джон Керран (постановщик замечательной экранизации «Разрисованной вуали» Моэма) работает удивительно тонко и точно. Соблюдает дистанцию между зрителями, которые чуть выше, и героями, которые чуть ниже – финальный кадр блистательно объясняет эту из последних сил удерживаемую отстраненность. Чем глубже герои погружаются в вакуум, тем навязчивее становятся транслируемые поверх текста радиопроповеди. Почти весь фильм сидящий на одном месте Эдвард Нортон то тихо матерится, то выкрикивает монологи о богоявлении. И вот на этом «прекрасные актеры, прекрасная режиссура», наверное, можно бы было закончить, если бы не Роберт де Ниро. Великий актер, как и стоило ожидать, взял и украл фильм, судя по названию, явно предназначавшийся Нортону. Его тюремщик, спрятавшийся от жизни в камеру, оказавшись перед неизбежностью выбора, постепенно превращается в эдакого стриндберговского капитана крепости. С той только разницей, что изо всех сил старается отыскать давно выброшенный ключ. Именно де Ниро превращает тихую историю про обретение веры в пронзительный крик о ее необходимости.