Нина (Натали Портман) – вроде бы балерина более чем талантливая, и в роли Белого Лебедя в очередной постановке Чайковского смотрелась бы лучше всех. Но вот перевоплощение в Черного Лебедя ей никак не удается – то ли от излишней старательности, то ли от неисправимой положительности, то ли от неуверенности, то ли от девственности. Нине пытается помочь француз-балетмейстер (Венсан Кассель), то ли гений, то ли извращенец (а скорее всего, как обычно, и то, и другое). Он практикует интересные методы раскрепощения – то и дело неожиданно и страстно ее целует, хватает между ног, а на дом задает хорошенько помастурбировать. Тем временем, главная премьера жизни все ближе. Инфернальная соперница (Мила Кунис) навязывается в подруги, кажется, исключительно для того чтобы напоить Нину перед днем Икс. Заботливая мамаша (Барбара Херши) начинает раздражать все сильнее. Балерина-пенсионерка (Вайнона Райдер – вот уж кто здесь настоящий Черный Лебедь) по пьяни обзывает Нину шлюхой. Ноги перестают слушаться хозяйку. Зеркала перестают отражать реальность. Нина изо всех сил пытается сохранить свой чистый образ, пока за день до премьеры не решает: “А чем черт не шутит”. Редкий фильм дает столько поводов для разнообразных киноведческих острот и каламбуров. Пресса игриво пересказывает сюжет «Лебедя» хрестоматийными названиями и сценами; честно говоря, так действительно легче и понятнее. Да, «Красные башмачки», мутировавшие в «Дневники красной туфельки». Да, маленьких Кроненберга и Линча привели на балет. Да, Поланский плюс Чайковский. От лица отечественной критики можно сказать, что Портман в одной из ключевых сцен, наконец, превращается в героиню фильма «Все умрут, а я останусь», а Вайнона Райдер произносит текст Михаила Ефремова из «Кошечки». Многих как раз раздражает, что Аронофски постоянно то ли мечет бисер перед культурно ориентированными свиньями, то ли настойчиво предлагает в него поиграть. Но нельзя не признать, что все эти резкие переходы от классической истории о судьбе гения к не менее традиционному психологическому триллеру (с остановками на драме взросления) выглядят максимально естественно. Сваливая в одну кучу все жанры, стили и отсылки, Аронофски добивается удивительного эффекта – мы не просто вслед за героиней перестаем различать реальность и галлюцинацию, но и забываем, какой фильм мы смотрим, и фильм ли это вообще – постоянно звучащая музыка Чайковского усугубляет эффект какого-то принципиально иного драматического действа. Наивная же метафорика лишний раз подчеркивает самое прекрасное, что есть в Аронофски – даже скатываясь в самую несусветную банальность, он мыслит чистыми кинообразами. Текст здесь настолько функционален, что его можно было бы вполне заменить интертитрами. К тому же до совсем примитива режиссеру удается не опускаться. Борьба между белым и черным – это ни в коем случае не борьба между добром и злом. Превращение в черного лебедя символизирует скорее освобождение от страха и мнимой праведности, только после этого, по мысли Аронофски, и возможно истинное искусство. И здесь мы наблюдаем удивительное совпадение автора с материалом. Аронофски всегда делал фильмы о безумцах и гениях и делал это чересчур правильно. Как его аккуратный дебют «Пи», так и предыдущий «Рестлер» («Реквием по мечте» и «Фонтан» косвенно тоже) – это интерес посредственности к сходящему с ума гению своего дела. В «Черном лебеде» по мере того, как героиня открывает в себе по-настоящему творческое начало, в Аронофски начинают все явственнее проступать черты настоящего таланта без страха к упреку. Это неожиданный бунт вечного отличника, который вдруг решил сказать о самом для себя главном. Или, хочется верить, только готовится сказать.